Часть вторая 

* * *

Вспомнилось лето, июнь, тогда приехала братва с Юрмалы, привезли побаловаться косячком, да и другой дурью. Тогда я ещё не сидел на игле, лишь иногда затягивался косячком. Мне было всего лишь восемнадцать, но ощущал я себя взрослее, лишь оставалась ещё та детская наивность, которая иногда помогала оставаться не при делах. Во мне как бы жило два человека, типо доброго и злого мусора.

В один из июньских дней три, шикарных по тем временам, бумера и с толстенным задом мерс, с кожаным прикидом внутри, двигались по просёлочной дороге, к лесу. Я занимал почётное место в мерсе рядом с Волком, в этой же тачке ехал и юрмальский кореш Цезарь, спереди шоферюга, да паренёк из охраны, крепыш почти две сажени, одним словом шкаф, лысый, как бильярдный шарик, он постоянно жевал резинку и играл чётками, и молчал. Уже подъезжая к лесной опушке я заметил знакомые авто – два наших стареньких джипа. Рядом была братва, они накрывали «стол», Сиплый чего-то всё время махал руками, как будто хотел взлететь,но ничего не получалось и от этого становилось смешно.

Машины остановились. Мы почему-то сидели и не выходили. Из одной бэмки вылезли девчата, примерно моих лет, шалавы. Цезарь тогда улыбнулся и сквозь зубы не то чтобы сказал, скорее процедил:

 − Сегодня погреемся.

На что Волк лишь мотнул головой, я смолчал. Казалось, что его ум занимало что-то другое, более важное, чем как покувыркаться с биксами. Действительно, так оно и вышло, но что именно я узнал позже, в тот самый момент, когда увидел Сурика. На его глазах были слёзы, нескрываемые мужские слёзы. Его вели под руки двое братков, ненашенских, столичных. Он посмотрел, почти исподлобья, в нашу сторону, Волк опустил глаза. Ранее я уже слышал, что Сурик подставил одного из столичных братков, выходит бегал недолго.

 Кого-кого, а Сурика было жалко. Когда Волк где-то был по делам или на разборах, Сурик от меня ни на шаг не отходил, чуть ли не по пятам ходил, никак не мог понять, что я уже не тот Малыш, всё время как будто чего-то остерегался, принюхивался. Самое главное его никто об этом не просил.

На глаза наворачивались слёзы… Воспоминания, какие же вы бываете порою неприятными и дерзкими. Я закурил. Закурил прямо в машине. Цезарь скосился на меня, глянул, как на врага народа, оно и понятно, чтоб какой-то сосунок пыхтел в его машине, сругнулся и вышел. Цезарь авторитет, но не для меня, да и я ему никто. Не станет Волка, он меня враз закопает и имени не спросит.

Я вышел из машины, Волк до сих пор сидел в мерсе, как ни свой, думал, ну и пусть, у меня свои дела. Подошёл к одному из джипов, заглянув внутрь, увидел стволы, разные и много, я взял один из них и тут же почувствовал взгляд в затылок, злой, недобрый. Я сказал тому, кто сверлил взглядом мой затылок:

− Отойди! Не стой за спиной и так нервы на пределе, могу и пальнуть.

− Давай! – услышал я в ответ.

Повернувшись я увидел паренька лет пятнадцати, Юрок. Со спины он не понял кто я и только сейчас уже сообразив, понял как лоханулся. Мы молча смотрели друг на друга, я просто смотрел и улыбался, он же думал, какая будет развязка. А я просто играл на нервах. Наконец мне это надоело, я положил ствол обратно и лишь сказал ему:

− Не боись, Юрок, всё в поряде. Ещё наиграемся.

− Ага! – ответил он как бы с облегчением.

Я подошёл к братве, к нашей, столичные сидели и ржали, как ретивые кони, чуть поодаль. У них всегда было больше крутости и дибилизма, наши – простые, правда, могут за своего и голову открутить, но когда всё в поряде, тогда и на рыбалочку можно, и по девочкам, и пошутить. Помню, я тогда спросил, ни у кого-то лично, а у всех:

− Где Сурик? Хочу побазарить напоследок.

Мне задали встречный вопрос:

− А Волк где?

− Волк в машине, переживает сильно, да ты не боись, у меня к нему свой базар, а Волку, если надо, потом потолкует.

− Да около ямы сидит, где же ему ещё быть. Сходи, Малыш, попрощайся, вы с ним всё-таки кореша  были, хоть и не по годам. – раздался голос с хрипотцой, позади меня.

Сиплый, он стоял молча, курил. Я почему-то сказал ему:

− Волк там в мерсе, может, сходишь, глянешь как он там.

− Будь спо, иди!

Когда я подходил к яме, наступил на сучёк, Сурик дёрнулся, но увидев меня, немного успокоился и прошептал:

− Ну, вот и всё. Добегался я, браток. Да и ты, Малый, завязывай со всем этим. Волк тебе зла не желает, поймёт и отпусти, да ещё и по жизни, чем сможет, тем поможет.

Я не обращал внимания тогда на его слова, мне искренне было его жаль.

− Ты обо мне не думай, не сейчас, благодарю, конечно, за заботу. Ты сам-то чего сейчас хочешь? Курево, вижу, есть, может выпить? А может лярву натянуть, так я поговорю, а?

− Ну, ты, брат, дал! Мне и девчонку, почти на смертном одре подогнать, да Цезарь же с говна сойдёт.

− Сурик, это уже не твои базары.

− Волк-то как? – перевёл тему Сурик.

− Мучается. Ты бы сам на его месте не мучился бы что ли? Вот скажи мне, зачем?

− Жизнь такая. Сложно сейчас уже что-то объяснять, уже ничего не перекроишь. А насчёт шалавы, Малый, даже и не думай. Хотя напоследок конечно хочется…

− Жди. Скоро вернусь.

Мой путь лежал к мерсу, но по дороге я заметил Саню, говорящим о чём-то с Цезарем, подошёл и отозвал его в сторону.

− Брат, ты знаешь, Сурик там…

Он не дал мне договорить.

− Ты был там, говорил с ним, зачем?

− Братуха всё-таки. Как иначе. Мне бы девку.

− Ему? Так и скажи.

− Я сказал мне, а куда я её дену или что с ней делать буду моя проблема. Рамсы сам разрулю.

− Крутизна дальше некуда. Лады, побазарю. А ты шёл бы… к братве.

Послушав его я поплёлся к корешам. Они всё также стояли и курили, увидев подходящего меня, переглянулись. Всё-таки брат авторитета, таким я был для них, хотя никакого ни кровного, ни особо другого родства не было. Подошёл Сизый, Васька и Кореш, их взгляды как бы спрашивали – ну как там?

− Всё лады. Надо бы лярву Сурику напоследок устроить. Мы-то ещё успеем, а ему уже не придётся.

− Волк-то добро дал?

− А что мне его добро? Он мне такой же брат, как и Сурик, и как вы. Короче, не устроит он, пойду сам к Цезарю просить.

− Лихо ты берёшь! Поостынь малость. Цезарь не Волк, рамсы с тобою качать не станет. Ну, да ладно, покумекаем, надо всем вместе собраться и решить как слово держать.

Мы и не заметили как подошёл Волк, он слышал концовку нашего разговора.

− Так, кончайте базар. А ты малый перестань народ подстрекать. Я же слово тебе дал – будет ему бикса высший сорт. Ты сам как?

− Как, как? Да, как все! Знаешь, я бы  тоже вот ту маленькую светленькую повертел.

− А ты у неё-то спросил? – вмешался в наш разговор подошедший Пыж.

− А ты что уже на неё права перекупил? – прохрипел Сиплый, засмеялся, а затем закашлялся, как это у него всегда и бывает.

Ещё совсем грустный и вялый народ принялись шутить друг над другом, угарать с закашливающегося Сиплого. На время все как-то и забыли зачем сюда приехали. Столичные смотрели на нас, как на долбанутых, пожимали плечами и перешёптывались. Некоторые из братков, которым уж совсем невтерпёж, уже забавлялись с девчатами, кто-то курил, кто пил. Такое ощущение было, что наступил какой-то разлад. Волк ушёл к Сурику, я тем временем решил потрепаться с Юрком.

− Слышь, парниша, ты на хрена жизнь-то свою среди этих отморозков губишь? – спросил я у пацана.

− А ты у нас значит ахуеть взрослый? У меня и отец, и брат родной на Волка работают, а чего мне в стороне сидеть?

− А не будет Волка, на кого будешь?

− Ты это брось, он всегда будет! А ежели мало от дел отойдёт, так ты же его место займёшь, али не угадал?!

 − В камбур ты попал! Ну, наверн, угадал, даже если и не я, так всё равно свои будут – или Сиплый, или Сизый. Я-то думаю завязывать с этим, братва не зря лясы точит, что на меня много кто зуб имеет.

− За что на тебя зуб-то иметь?

− Выходит есть за что.

К нам подошёл Волк. Разговор тут же прекратился. Саня отозвал меня в сторону и серьёзно так сказал:

− Скоро всё это блядство начнётся, я не смогу, присмотришь, чтобы всё путём было?

− Я и сам не знаю, побазарю с Сизым. Он, я уверен, справиться, да и народ его больше послушает.

Волк словно не слышал моих слов, продолжал о своём.

− Могилку на окраине уже столичные шавки роют. Ты присмотри, чтобы всё честь по чести было, веточки там еловые…

− Не боись, брат! – перебил я.

− Ежели чего я в машине. Братве скажи пусть потише, сильно пусть не шумят, разборов нам ещё не хватало.

Мощная фигура Волка медленно удалялась, немного потоптавшись на одном месте и о чём-то подумав, подошёл к братве и распорядился на счёт веточек. Кореша уже по тиху начали прикладываться к бутылке, приложился и я, стало чуть полегче, где-то там, в глубине души.

− Надо узнать как там Сурик? – подошёл с предложением Мишаня.

− Все пойдём, попрощаться надо, по-браткси – сказал как-то тогда по-взрослому я.

Пошли действительно все. Столичные как-то зло смотрели нам вслед. Другая у них политика – они замочить приехали, мы же проводить.

Сурик лежал на примятой зелёной траве, рядом полураздетая кареглазая девчонка. Он похлопал её по попе и сказал:

− Ступай к своим, спасибо тебе, родная.

Она собрала вещи с земли и прошла мимо нас.

− Сурик, ты был нам хорошим братаном, все мы помним твои заслуги. Сам знаешь, обвинять нам тебя и упрекать не в чем. Выпьем по-братски напоследок! – толкнул речь Сиплый.

− Отчего же с хорошими людьми не бухнуть, может, хоть перед смертью о деле поговорим.

− Зря ты так, никто из нас, ни Волк, ни братва, ни я – этого не хотим. Да, видно крепко ты юрмальских достал. – завёл свой разговор Ворон.

− Да, будет уж вам! – чертыхнулся Пыж.

− По натуре, Волк просил, чтобы всё путём было. Братки вы же поймите, что всем нам всё это дело не в кайф. Ты, Ворон, по существу базар разводи, нечего тут сопли жевать. - завёлся и я.

ПРОДОЛЖЕНИЕ...